Оглавление тома "Культура переходного периода".

Л. Троцкий.
ЭХ, НЕ ХВАТАЕТ НАМ ТОЧНОСТИ!

Точность, аккуратность есть драгоценное качество, которое приобретается постепенно и может служить мерилом хозяйственного и культурного развития народа, класса и даже отдельного лица. Нам больше всего не хватает именно точности. Все наше народное прошлое было таким, что не приучало к ней, и можно сказать без преувеличения, что каждое бедствие, каждая неудача, каждое общественное несчастье принимают у нас во много раз большие размеры, чем им полагалось бы, именно из-за отсутствия согласованности действий, которое невозможно без точности; а всякое наше коллективное усилие дает по той же причине во много раз меньшие результаты, чем могло бы дать.

Аккуратный человек не тот, который спешит; людей спешащих, людей, которые всегда и всюду появляются с опозданием, у нас сколько угодно. Аккуратных людей, т.-е. таких, которые знают, что значит час, что значит минута, умеют расположить свою работу и не заедают ни своего, ни чужого времени, - таких людей у нас мало. Число их растет, но медленно, и в этом величайшее затруднение в нашей хозяйственной работе, как и в военной.

Всякая практическая работа требует ориентировки во времени и в пространстве. Между тем, все наше прошлое воспитание не научило нас ценить ни времени, ни пространства. Нам всегда казалось, что чего-чего, а этого добра у нас вдосталь. Измеряем мы его из рук вон плохо.

Спросите крестьянина на проселочной дороге: сколько верст до села Ивашкова? Он ответит: три версты. Опыт свидетельствует, что до Ивашкова может оказаться и семь верст, и восемь. Если вы придирчивы и настойчивы и станете допрашивать, точно ли три версты, не больше ли, не пять ли, не семь ли, то, в большинстве случаев, ваш собеседник ответит: "Да кто ж их тут мерил?". И, действительно, версты у нас не меряные. На этот счет есть даже разнообразные пословицы: "меряла баба клюкой, да махнула рукой", и пр.

Во время поездок по фронтам приходилось ежедневно наталкиваться на чрезвычайно невнимательное отношение к расстоянию и ко времени со стороны местных крестьян в качестве проводников, да нередко и со стороны комиссарского и командного состава самой армии.

По вопросу о военных проводниках можно было бы составить изрядную тетрадку воспоминаний и наблюдений. Каждый новый проводник подвергался у нас допросу с пристрастием: действительно ли знает дорогу, сколько раз ездил. При этом указывалось на крайнюю важность для нас попасть вовремя и на то, что вчера или третьего дня такой же проводник ввел нас в заблуждение, ибо оказалось, что дороги он вовсе не знал. Выдержав строгий допрос, проводник усаживался, а спустя полчаса уже тревожно поглядывал по сторонам и бормотал о том, что ехал-то он этой дорогой только раз, да и то ночью.

Несомненно, что источником такого отношения к своему и чужому времени является всероссийская деревня, которую жестокая природа и жестокое государственно-помещичье рабство воспитывали в пассивности, терпении, а, стало быть, и в безразличном отношении ко времени. Дожидаться часами у чьих-нибудь дверей, молча, терпеливо, пассивно - исконное свойство русского крестьянина. "Ничего, подождет" - знакомейшая "формула" подло-барского презрения к мужицкому времени и столь же подлой уверенности, что мужик все стерпит, ибо времени своего ценить не привык.

Ныне, на исходе 1921 года, крестьянин, конечно, не тот, каким был до 1861 года, или до 1914 года, или до 1917 года. Перемены в его обстановке и в его сознании произошли огромнейшие; но эти перемены захватили пока только основное содержание его миросозерцания, но не успели еще перевоспитать его, т.-е. переродить его навыки и приемы.

Промышленность, машинное производство по самой своей природе требует точности. Соха ковыряет землю и так и этак. А если зубцы колес не попадают точно друг в дружку, вся машина остановится или погибнет. Пролетарий, начинающий и прекращающий работу по гудку, гораздо более способен ценить пространство и время, чем крестьянин. Однако же рабочий класс пополняется у нас из того же крестьянства и, стало быть, приносит на завод его черты.

Нынешняя война есть машинная война. Тут требуется точность в отношении времени и пространства. Без этого не выйдет необходимой комбинации родов оружия, технических сил и средств. Но тут-то и есть самое слабое наше место. С расчетом времени мы просчитываемся сплошь да рядом. Обеспечить дело так, чтобы артиллерия подошла к известному месту в нужное время - очень и очень трудное дело. И не потому только, что дороги плохи (поправку на плохие дороги можно включить в общее исчисление), а потому, что приказ доходит не вовремя или не вовремя просчитывается. И еще потому, что составные части подготовки у нас выполняются не одновременно и параллельно, а одна за другой: после того как обеспечили себя фуражом, вспомнили, что не хватает упряжи, затем догадались затребовать бинокли или карты и т. д.

"Упущение времени смерти безвозвратной подобно", писал когда-то Петр, который на каждом шагу наталкивался на бородатую боярскую леность, неподвижность, халатность. Привилегированный класс по-своему отражал общие черты деревенской Руси. Петр изо всей мочи старался приучить служилый люд по-немецки или по-голландски относиться ко времени. Внешняя, формальная, бюрократическая аккуратность в машине царизма выросла, несомненно, из петровских реформ, но эта обрядовая аккуратность явилась только покровом для волокиты, которую и мы унаследовали от проклятого прошлого вместе с бедностью и малограмотностью.

Только широкое развитие машинного хозяйства, правильное разделение труда и правильная его организация воспитывают навыки точности и аккуратности. Но, с другой стороны, правильная организация современного хозяйства немыслима без точности и аккуратности. Тут одно цепляется за другое, одно другому содействует или противодействует.

В дело вмешивается наша государственная пропаганда. Разумеется, непрестанным повторением слова "аккуратность" нельзя искоренить неряшливость и безответственность. Но в том-то и дело, что наша пропагандистская, воспитательная работа находит себе глубочайшие корни в нашем массовом опыте сознательного планового строительства. Голые повторения получают докучный, иногда невыносимый, характер и, в конце концов, проходят не только мимо сознания, но и мимо ушей. А если непрерывные повторения опираются на живой опыт фабрики, завода, совхоза, казармы, школы, канцелярии, тогда они постепенно да понемножку (ох, как медленно!) оседают в сознании и содействуют улучшению практической постановки дела. А чуть-чуть лучшая практика наших учреждений, в свою очередь, облегчает дальнейшее воспитывание навыков точности и аккуратности, которые составляют одну из необходимейших черт сознательного, самостоятельного, культурного человека.

В эпоху авиации, электрификации, беспроволочного телеграфа и телефона, в эпоху социалистической революции, которая должна все хозяйство превратить в одну комбинированную фабрику, где все зубцы цепляются друг за дружку с точностью часового механизма; в эту эпоху мы по колена, а иной раз и куда выше, бродим в тине старого варварского прошлого. И во всяком, и маленьком и большом, деле приходится нередко по несколько раз на день говорить себе: "эх, как же нам не хватает аккуратности!". Однако в этом возгласе нет и не может быть ноты отчаяния. Аккуратность - дело наживное. Мы ей научимся. Мы овладеем ее секретом, а значит, и станем богаче, сильнее, умнее, ибо одно без другого невозможно.

"Известия" N 284,
17 декабря 1921 г.
 


Оглавление тома "Культура переходного периода".