MIA главная страница | Глав. стр. Иноязычной секции | Глав. стр. Русской секции | Маркс Энгельс архив
Оригинал находится на странице http://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Kapital3/index.html
Последнее обновление Ноябрь 2011г.
«430» В капитале, приносящем проценты, капиталистическое отношение достигает своей наиболее внешней и фетишистской формы. Мы имеем здесь перед собой Д — Д', деньги, которые производят большее количество денег, имеем самовозрастающую стоимость без процесса, опосредствующего два крайние пункта. В купеческом капитале, Д — Т — Д', имеется налицо по крайней мере всеобщая форма движения капитала, хотя оно не выходит из сферы обращения; поэтому прибыль представляется просто прибылью от отчуждения, но всё же она представляется продуктом общественного отношения, а не продуктом просто вещи. Форма купеческого капитала всё же представляет процесс, единство противоположных фаз, движение, распадающееся на два противоположных акта, на куплю и продажу товаров. В Д — Д', в форме капитала, приносящего проценты, это движение погашено. Если, например, 1 000 ф. ст. даются капиталистом в ссуду и ставка процента равна 5%, то стоимость 1 000 ф. ст. как капитала за один год = K + Kz', где K — капитал, a z' — ставка процента; следовательно, здесь 5% = 5 / 100 = 1 / 20, 1 000 + 1 000 × 1 / 20 = 1 050 фунтов стерлингов. Стоимость 1 000 ф. ст. как капитала = 1 050 ф. ст., т. е. это значит, что капитал не простая величина. Капитал есть отношение величин, отношение его как основной суммы, как данной стоимости к себе самой, как к самовозрастающей стоимости, как к такой основной сумме, которая произвела прибавочную стоимость. А мы уже видели, что капитал как таковой представляется всем активным капиталистам — функционируют ли они с собственным или взятым в ссуду капиталом — именно такой непосредственно самовозрастающей стоимостью.
Д — Д': здесь мы имеем первоначальный исходный пункт капитала, деньги в формуле Д — Т — Д' сводятся к её двум «431» крайним пунктам Д — Д', где Д' = Д + ΔД, т. е. здесь обозначены деньги, создающие большее количество денег. Это — первоначальная и всеобщая формула капитала, сокращённая до бессмысленного резюме. Это — капитал в его готовом виде, единство процесса производства и процесса обращения, это — капитал, приносящий в определённые периоды времени определённую прибавочную стоимость. В форме капитала, приносящего проценты, это качество проявляется непосредственно, без опосредствования процессом производства и процессом обращения. Капитал представляется таинственным и самосозидающим источником процента, своего собственного увеличения. Вещь (деньги, товар, стоимость), как просто вещь, теперь уже является капиталом, а капитал представляется просто вещью; результат всего процесса воспроизводства представляется свойством, принадлежащим самой вещи; от владельца денег, т. е. товара в той его форме, в которой его всегда можно обменять, зависит, израсходует ли он их как деньги или отдаст в ссуду как капитал. Поэтому в капитале, приносящем проценты, этот автоматический фетиш, самовозрастающая стоимость, деньги, высиживающие деньги, выступает перед нами в чистом, окончательно сложившемся виде, и в этой форме он уже не имеет на себе никаких следов своего происхождения. Общественное отношение получило законченный вид, как отношение некоей вещи, денег, к самой себе. Вместо действительного превращения денег в капитал здесь имеется лишь бессодержательная форма этого превращения. Как в случае с рабочей силой, потребительной стоимостью денег становится здесь способность создавать стоимость, бо́льшую стоимость, чем та, которая заключается в них самих. Деньги как таковые потенциально уже представляют собой самовозрастающую стоимость, и как таковые они отдаются в ссуду, что является формой продажи этого своеобразного товара. Создавать стоимость, приносить проценты является их свойством совершенно так же, как свойством грушевого дерева — приносить груши. Как такую приносящую проценты вещь, кредитор и продаёт свои деньги. Но этого мало. Как мы видели, даже действительно функционирующий капитал представляется таким образом, как будто он приносит процент не как функционирующий капитал, а как капитал сам по себе, как денежный капитал.
Переворачивается и следующее отношение: процент, являющийся не чем иным, как лишь частью прибыли, т. е. прибавочной стоимости, которую функционирующий капиталист выжимает из рабочего, представляется теперь, наоборот, как собственный продукт капитала, как нечто первоначальное, а прибыль, «432» превратившаяся теперь в форму предпринимательского дохода, — просто как всего лишь добавок, придаток, присоединяющийся в процессе воспроизводства. Здесь фетишистская форма капитала и представление о капитале-фетише получают своё завершение. В Д — Д' мы имеем иррациональную форму капитала, высшую степень искажения и овеществления производственных отношений; форму капитала, приносящего проценты, простую форму капитала, в которой он является предпосылкой своего собственного процесса воспроизводства; перед нами способность денег, соответственно товара, увеличивать свою собственную стоимость независимо от воспроизводства, т. е. перед нами мистификация капитала в самой яркой форме.
Для вульгарной политической экономии, стремящейся представить капитал самостоятельным источником стоимости, созидания стоимости, форма эта является, конечно, настоящей находкой, такой формой, в которой уже невозможно узнать источник прибыли и в которой результат капиталистического процесса производства, отделённый от самого процесса, приобретает некое самостоятельное бытие.
Только в форме денежного капитала капитал становится товаром, свойство которого самовозрастать в стоимости имеет определённую цену, отмечаемую в каждом конкретном случае ставкой процента.
Как капитал, приносящий проценты, и именно в его непосредственной форме приносящего проценты денежного капитала (другие формы капитала, приносящего проценты, которые здесь нас не интересуют, являются, в свою очередь, производными от этой формы и предполагают её), капитал приобретает свою чистую фетишистскую форму: в Д — Д' мы видим субъект, вещь, которая может быть продана. Во-первых, это происходит вследствие постоянного пребывания его в форме денег, в такой форме, в которой стёрта всякая определённость его и не видны его реальные элементы. Ведь деньги — это как раз та форма, в которой стирается различие между товарами как потребительными стоимостями, а потому и различие между промышленными капиталами, состоящими из этих товаров и условий их производства; деньги — это форма, в которой стоимость, — а здесь капитал, — существует как самостоятельная меновая стоимость. В процессе воспроизводства капитала денежная форма является мимолётной, простым переходным моментом. Напротив, на денежном рынке капитал всегда существует в этой форме. Во-вторых, произведённая капиталом прибавочная стоимость, опять-таки в форме денег, представляется здесь принадлежащей капиталу как таковому. Как деревьям свойственно «433» расти, так капиталу, согласно этой видимости, свойственно в этой его форме денег порождать деньги (τόκος[225]).
В капитале, приносящем проценты, движение капитала сведено к самой краткой формуле; посредствующий процесс опущен, и таким образом капитал = 1 000 фиксируется как вещь, которая потенциально = 1 000 и в известный период времени действительно превращается в 1 100 подобно тому, как увеличивает свою потребительную стоимость вино, которое продержали известное время в погребе. Капитал теперь вещь, но как вещь он — капитал. Деньги охвачены теперь «любовной страстью»[226]. Раз они отданы в ссуду или вложены в процесс воспроизводства (поскольку они приносят функционирующему капиталисту как своему владельцу процент, помимо предпринимательского дохода), на них и днём и ночью нарастает процент, что бы с ними ни делалось: спят ли они или бодрствуют, сидят дома или странствуют. Таким образом денежный капитал, приносящий проценты (а всякий капитал по своему стоимостному выражению есть денежный капитал или считается теперь выражением денежного капитала), осуществляет благочестивые мечты стяжателей сокровищ.
Вот это-то сращение процента с денежным капиталом как бы в одну вещь (именно так и представляется здесь производство прибавочной стоимости капиталом) и занимает так сильно Лютера в его наивной шумихе против ростовщичества. Поведав, что процент можно было бы взимать в том случае, если бы просрочка долга ввела в убыток заимодавца, который, в свою очередь, должен производить платежи, или лишила бы его прибыли, которую он мог бы получить, купив, например, сад, Лютер продолжает:
«Но я одолжил их» [100 гульденов] «тебе, и ты причиняешь мне двойной ущерб — тут я не могу уплатить, а там не могу купить и, следовательно, вынужден терпеть ущерб в обоих отношениях. Это называют duplex interesse, damni emergentis et lucri cessantis[227]… После того как они[228] услышали, что какой-нибудь Ганс потерпел ущерб, одолжив сто гульденов, и требует справедливого возмещения своего ущерба, они спешат использовать этот случай и на каждые сто гульденов накидывают возмещение за двойной ущерб, а именно из-за понесённых Гансом убытков и из-за упущенной им покупки сада, как будто эти два ущерба от природы присущи ста гульденам; поэтому, во всех случаях, когда имеется сто гульденов и их дают в ссуду, на них насчитывают этот двойной ущерб, которого эти ссудодатели, однако, совсем и не терпели… Поэтому ты — ростовщик, ибо ты возмещаешь деньгами своего ближнего даже твой вымышленный ущерб, которого тебе, однако, никто не причинил и которого ты не можешь «434» ни доказать, ни вычислить. Такой ущерб юристы называют non verum, sed phantasticum interesse. Это — такой ущерб, который человек сам себе выдумал…
Нельзя, следовательно, говорить, что мог бы получиться тот ущерб, что я не был бы в состоянии ни произвести платёж, ни совершить покупку. Если говорить так, то это называется ex contingente necessarium **: из того, чего нет, делать то, что с необходимостью должно быть; из того, что сомнительно, делать нечто вполне достоверное. Не сожрёт ли такое ростовщичество за несколько лет весь мир?..
То несчастье, от которого необходимо оправиться ссудодателю, произошло случайно, помимо его воли. Нечто совершенно иное и даже противоположное имеет место в ростовщических сделках: тут ищут и придумывают ущерб для взыскания его с нуждающегося ближнего, хотят кормиться этим и богатеть на этом, в лени и безделье кутить и наряжаться за счёт труда других людей, за счёт их забот, опасностей и убытков. А я в это время сижу за печкой и предоставляю моим ста гульденам работать на меня, и всё же, так как это одолженные деньги, то я наверняка сохраню их в кошельке, не подвергаясь никаким опасностям и не неся никаких забот. Милый, кто не хотел бы этого?» (М. Luther. «An die Pfarrherrn wider den Wucher zu predigen etc.». Wittemberg, 1540).
Представление о капитале как самовоспроизводящейся и возрастающей в процессе воспроизводства стоимости, как о стоимости, вечно сохраняющейся и возрастающей в силу прирождённого ей свойства, — т. е. в силу скрытого свойства, о котором говорили схоласты, — это представление привело д-ра Прайса к фантастическим измышлениям, перед которыми бледнеют все фантазии алхимиков; к измышлениям, в которые Питт, однако, серьёзно поверил и которые он в своих законах о фонде погашения[229] сделал основой своего финансового хозяйства.
«Деньги, приносящие сложные проценты, сначала растут медленно, но в дальнейшем темп роста непрерывно ускоряется, и через некоторое время он достигает такой быстроты, что превосходит всякое воображение. Один пенс, отданный в рост из 5% в год рождения Христа, к настоящему времени вырос бы в сумму, бо́льшую, чем представили бы 150 миллионов земных шаров, состоящих сплошь из чистого золота. Но если отдать его в рост под простые проценты, то за тот же период времени он превратился бы не более чем в 7 шилл. 4½ пенса. До сих пор наше правительство предпочитало поправлять свои денежные дела скорее вторым способом, нежели первым»[230].
«435» Ещё выше возносится он в своих «Observations on reversionary payments etc.». London, 1772:
«1 шилл., отданный в рост в год рождения нашего Христа» (т. е. вероятно в храме Иерусалимском) «из 6% под сложные проценты, вырос бы в сумму бо́льшую, чем сколько могла бы вместить вся солнечная система, превращённая в шар, диаметр которого равнялся бы диаметру орбиты Сатурна». — «Государство всегда в состоянии найти выход из затруднительного положения, ибо, располагая самыми малыми сбережениями, оно может уплатить самые крупные долги в такой короткий срок, какого могут потребовать его интересы» (стр. XIII, XIV).
Какое превосходное теоретическое введение к вопросу об английском государственном долге!
Прайса попросту ослепила чудовищность числа, возникающего из геометрической прогрессии. Так как он рассматривал капитал, не принимая во внимание условия воспроизводства и труда, как самодействующий автомат, как простое самоувеличивающееся число (совершенно так же, как Мальтус считал, что население растёт в геометрической прогрессии[231]), то он вообразил, что открыл закон возрастания капитала в формуле s = c(1 + z)n, где s = сумме капитала + проценты на проценты, c = авансированному капиталу, z = ставке процента (выраженной в соответственных частях 100), а n — ряд лет, на протяжении которых протекает процесс.
Питт совершенно серьёзно принимает мистификацию д-ра Прайса. В 1786 г. палата общин постановила собрать путём обложения населения 1 миллион ф. ст. для государственных нужд. По Прайсу, в которого уверовал Питт, конечно, не могло быть ничего лучшего, как обложить налогом народ, чтобы «накопить» полученную таким способом сумму и таким образом избавиться от государственного долга при посредстве таинства сложных процентов. За этой резолюцией палаты общин вскоре последовал внесённый Питтом закон, который предписывал накоплять по 250 000 ф. ст. до тех пор,
««436» пока образовавшийся таким образом фонд не будет давать вместе с освободившимися пожизненными рентами 4 000 000 ф. ст. в год» (Act 26, Georg III, cap. 31[232])
Питт в своей речи 1792 г., в которой он предлагал увеличить сумму, поступающую в фонд погашения долгов, среди причин торгового превосходства Англии называет машины, кредит и т. д., но как
«наиболее широко действующую и постоянную причину — накопление. Принцип этот вполне развит и достаточно разъяснён в сочинении Смита, этого гения… Это накопление капиталов было бы осуществлено, если бы откладывали хоть часть годичной прибыли для того, чтобы увеличить основную сумму, которая, при условии такого же употребления её и в следующем году, давала бы постоянную прибыль».
Таким образом, с помощью д-ра Прайса Питт превращает теорию накопления Смита в теорию обогащения народа посредством накопления долгов и приходит к приятной перспективе бесконечного нарастания займов — займов для платежей по займам.
Уже у Джозаи Чайлда, отца современных банкиров, мы находим, что 100 ф. ст. из 10% произвели бы через 70 лет с процентами на проценты 102 400 фунтов стерлингов («Traités sur le commerce etc. par J. Child traduit etc.». Amsterdam et Berlin, 1754, p. 115). Написано в 1669 году.
Как воззрение д-ра Прайса бессознательно проскальзывает у современных экономистов, это показывает следующее место из «Economist»:
«Капитал со сложными процентами на каждую часть сбережённого капитала является настолько всепоглощающим, что всё богатство мира, от которого происходит доход, уже давно превратилось в процент на капитал… Всякая рента является теперь уплатой процентов на капитал, ранее вложенный в землю» («Economist», 19 июля 1851 года).
Иначе говоря, капиталу в его качестве капитала, приносящего проценты, принадлежит всё богатство, которое вообще может быть произведено, и всё, что получал он до настоящего времени, это лишь рассроченные платежи его всепоглощающему аппетиту. По законам, с которыми он появляется на свет, ему принадлежит весь прибавочный труд, который род человеческий когда бы то ни было мог бы произвести. Словом, это Молох[233].
В заключение ещё следующая галиматья «романтического» Мюллера:
«Описанное д-ром Прайсом чудовищное нарастание процентов на проценты, или возрастание самоускоряющихся сил людей, предполагает неизменный или нерушимый единообразный порядок, существующий в течение многих столетий. Как только капитал раздробляется, разделяется «437» на многие отдельные продолжающие расти побеги, общий процесс накопления сил начинается снова. Природа предоставила на долю каждого отдельного рабочего (!) период нарастания сил, продолжающийся в среднем 20–25 лет. По прошествии этого времени рабочий оставляет свою жизненную стезю и должен передать капитал, полученный благодаря процентам на проценты с труда, новому рабочему, в большинстве случаев распределить его между несколькими рабочими или детьми. Эти последние, прежде чем извлекать собственные проценты на проценты с доставшегося им капитала, должны научиться вдыхать в него жизнь и применять его. Далее, огромная масса капитала, который приобретает гражданское общество даже в наиболее неспокойных общественных организмах, постепенно накопляется в течение долгих лет и не употребляется непосредственно для расширения труда, а, напротив, лишь только составится значительная сумма, она под именем займа передаётся другому индивидууму, рабочему, банку, государству, после чего заёмщик, приводя капитал в действительное движение, получает с него проценты на проценты и легко может взять на себя обязательство уплачивать заимодавцу простые проценты. Наконец, неимоверно быстрому возрастанию сил людей и их продукта, возможному при том условии, если проявляет своё действие только закон производства или бережливости, противодействует закон потребления, желаний, расточительности» (A. Müller. «Elemente der Staatskunst». 1809, Theil III, S. 147–149).
Невозможно нагородить больше нелепейшего вздора в столь немногих строках. Не говоря уже о забавном смешении рабочего с капиталистом, стоимости рабочей силы с процентом на капитал и т. д., взимание процента на процент Мюллер объясняет тем, что капитал ссужается с целью приносить проценты на проценты. Метод нашего Мюллера характерен для романтики в любой профессии. Содержанием её являются ходячие предрассудки, питающиеся самыми поверхностными представлениями о вещах. А затем это ложное и банальное содержание должно быть «возвышено» и опоэтизировано мистифицирующей манерой изложения.
Процесс накопления капитала может быть представлен как накопление процентов на проценты лишь в той мере, в какой можно назвать процентом ту часть прибыли (прибавочной стоимости), которая превращается обратно в капитал, т. е. служит для высасывания нового прибавочного труда. Но:
1) Если отвлечься от всех случайных нарушений, значительная часть имеющегося в наличии капитала постоянно более или менее обесценивается в течение процесса воспроизводства, так как стоимость товаров определяется не тем рабочим временем, которого первоначально сто́ит их производство, а тем рабочим временем, которого сто́ит их воспроизводство, а это рабочее время постоянно уменьшается вследствие развития общественной производительной силы труда. Поэтому на более высокой ступени развития общественной производительной силы труда наличный капитал представляется не результатом «438» продолжительного процесса накопления капитала, а результатом сравнительно очень короткого периода воспроизводства[234].
2) Как было показано в III отделе этой книги, норма прибыли понижается по мере возрастания накопления капитала и соответствующего ему увеличения производительной силы общественного труда, которое получает выражение как раз в растущем относительном уменьшении переменной части капитала по сравнению с постоянной. Если постоянный капитал, приводимый в движение одним рабочим, удесятеряется, то, чтобы принести такую же норму прибыли, прибавочное рабочее время должно было бы удесятериться и скоро для него не хватило бы всего рабочего времени и всех 24 часов в сутки, даже если бы капитал присваивал их целиком. Представление же, что норма прибыли не понижается, лежит в основе прогрессии Прайса и вообще в основе «всепоглощающего капитала со сложными процентами»[236].
Тождество прибавочной стоимости и прибавочного труда ставит качественную границу накоплению капитала: эта граница определяется продолжительностью всего рабочего дня, данным уровнем развития производительных сил и численностью населения, которая ограничивает число рабочих дней, поддающихся эксплуатации одновременно. Если же, напротив, прибавочная стоимость рассматривается в иррациональной форме процента, то предел становится исключительно количественным, и накопление капитала превосходит всякое воображение.
Но в капитале, приносящем проценты, представление капитала-фетиша завершено; то представление, которое накопленному продукту труда, к тому же ещё фиксированному в форме денег, приписывает силу производить прибавочную стоимость в геометрической прогрессии, производить её благодаря прирождённому скрытому свойству, чисто автоматически, так что этот накопленный продукт труда, по мнению «Economist», уже давно дисконтировал все богатства мира за все времена, как по праву принадлежащие и достающиеся ему. Продукт прошлого труда, даже сам прошлый труд здесь уже сам по себе чреват частью настоящего или будущего живого прибавочного «439» труда. Но мы знаем, напротив, что на самом деле сохранение, а постольку и воспроизводство, стоимости продуктов прошлого труда есть только результат их контакта с живым трудом; и, во-вторых, что господство продуктов прошлого труда над живым прибавочным трудом продолжается как раз лишь до того времени, пока сохраняется капиталистическое отношение, — определённое социальное отношение, при котором прошлый труд самостоятельно противостоит живому труду и подчиняет его себе.